Выборов в Думу в этом году не будет. То есть, формально они, конечно, пройдут: есть и партии, и предвыборная гонка, и бюджеты, и «пиар»; и даже «красная угроза» в лице КПРФ никуда вроде бы не делась. Но фактически за всем этим внешним антуражем скрывается пустота: голосовать не за кого, и не только правым; можно подумать, у левых есть какой-то реальный выбор. Нынешняя партийная палитра категорически не соответствует реальной палитре общественных настроений, отражая скорее уж статус-кво в «элитном» междусобойчике. Уже давно не понятно, кого на самом деле представляют думские политические партии – и коммунисты, и многолико безликая «партия власти», и либерально-маргинальные тусовки СПС и Яблока. Поэтому самый популярный кандидат сегодня – господин «против всех» (это псевдоним; а на самом деле его зовут «катитесь вы все…»).

Политтехнологи из телевизора нам уже объяснили, что проблема,  на самом деле, в Путине. Дескать, парламентские выборы в массовом сознании не отделимы от президентских, а результат этих последних предрешён – следовательно, и парламентские никому не интересны. Относиться к этим объяснениям всерьёз как-то даже и нелепо. Парламент – институт общественного представительства перед президентом, и чем сильнее позиции президента, тем более востребован парламент. Так что проблема не в Путине, а в Думе. Сегодняшняя Дума не есть парламент, представляющий структурированные интересы различных слоёв общества – это тусовка людей, благодаря деньгам, знакомствам, личной известности и всевозможному «пиару» ставших персонажами бесконечно неинтересной телепередачи.

Нынешнее предвыборное состояние российской политической системы не является нормальным. Ни одна партия не в состоянии предъявить своему электорату выигрышной позиции, востребованной программы и просто свежих лиц – партийная палитра представляет из себя засаленный позавчерашний набор позднегорбачёвского и раннеельцинского периода: Зюганов, Жириновский, Явлинский, Немцов… Исключение – разве что «партия власти», но ей просто по профилю положено быть многоголовой и никакой: кто сейчас помнит, скажем, С.Беляева, главу фракции НДР в Госдуме в 1996-97 гг.? Кроме того, огромное количество востребованных сейчас в обществе идей и позиций просто остаётся за бортом парламентской политики – и в результате Дума перестаёт быть сколько-нибудь интересна кому бы то ни было.

Есть проблема – значит, есть и пути её решения. Если проблемой являются выборы без выбора, значит, главным вопросом становится то, как вернуть выборам настоящую, невиртуальную альтернативность.

Для  того, чтобы найти хоть какие-то, в самом первом приближении, варианты ответа, необходимо обратиться к первоисточнику – самому механизму представительной демократии. Представительная демократия, как совершенно справедливо заметил М.Соколов, не что иное, как паллиатив демократии прямой. Прямая демократия, т.е. непосредственное самоуправление граждан через волеизъявление на всеобщем голосовании, возможна только в относительно небольших сообществах – таких, как греческий полис эпохи Перикла или деревенский сход. Как только количество граждан становится больше некоторого порога (довольно небольшого – всего в несколько тысяч человек), эта система перестаёт работать. Поэтому люди выбирают представителей, которые представляют их интересы в парламенте. Основная же задача выборного законодательства – организовать выборы таким образом, чтобы обеспечить парламентское представительство наибольшего количества групп интересов – и больших, и маленьких. Чем больше групп интересов представлено в парламенте, тем стабильнее власть. Это всё мы знаем из учебников.

Но сейчас мы знаем и другое. С одной стороны, развитие средств дистанционной коммуникации значительно расширяет возможности организации прямого волеизъявления граждан. И тем самым существенно поднимает максимальный порог прямой демократии. Дискуссия об этом ведётся в Европе на протяжении всех девяностых годов: скажем, в научных кругах хорошо известен проект  „E-democracy” («Электронная демократия»), цель которого – изучение возможности использования инструментария компьютерных сетей и Интернета для усовершенствования организации власти, в том числе и выборного процесса. С другой стороны, кризис представительской демократии – далеко не только российское явление. И всё это позволяет говорить о том, что идея в сравнительно недалёком будущем вернуться к прямой демократии, исключив парламент из системы демократических процедур и заменив его прямым плебисцитарным самоуправлением, вовсе не так утопична, как это может показаться на первый взгляд.

Когда администрация президента в прошлом году продавила через Думу запрет на референдумы в предвыборный период, многие сочли это решение авторитарным самодурством, продиктованным страхом перед референдумной инициативой КПРФ. На самом деле в этом решении была безусловно здравая логика: в предвыборный год институт референдума становится пропагандстским инструментом. Дискредитируя тем самым прямое волеизъявление через референдум, который и есть инструмент прямой демократии. Либо референдум, либо выборы в парламент; так что единственной альтернативой этому решению была бы отмена выборов в Думу, а равно и самой Думы.

Сегодня, конечно, мало шансов, что власть рискнёт на такой шаг, как отмена выборов в Думу и назначение взамен них развёрнутого референдума по ключевым вопросам российской жизни: собственность, налоги, пенсии и пособия, мир и война. Поэтому мы пока что безвариантно обречены мучиться от бессмысленной предвыборной кампании, килограммами выбрасывая из почтовых ящиков агитки, выключая телевизоры из-за бесконечных ток-шоу, отказываясь от подписки на газеты из-за многократно возросшего процента проплаченного вранья, и т.д. и т.п. Право слово, лучше голосовать за идеи и предложения, чем за лидеров, доверие к которым безнадёжно подорвано, и которые к тому же не в состоянии заниматься ничем другим, кроме суетливого лоббизма.

Если бы, как выражаются подводки соцопросов, «выборы состоялись в следующее воскресенье», я бы на них просто не пошёл. А вот если бы они не состоялись вовсе, а вместо них состоялся бы референдум, – я бы пошёл. Потому что там меня бы спросили не о том, кто мне более симпатичен – Грызлов или Зюганов, а о том, например, нужно ли вводить пошлины на импорт подержанных иномарок. Или – любимая тема того же СПС – о том, надо ли переходить к контрактной армии. А те вопросы, которые меня не интересуют или по которым у меня нет определённой точки зрения, я бы проигнорировал, отвечая только на те, которые волнуют меня лично. При этом я даже не претендую на то, чтобы моё мнение оказалось истиной в последней инстанции – даже если оно вдруг совпадёт с мнением большинства сограждан. Достаточно, чтобы его хотя бы учитывали при управлении моей страной – ведь, в самом деле, у власти бывают и другие резоны, кроме мнения большинства. Но это не значит, что его можно попросту игнорировать, как это происходит сейчас, когда моё гражданское волеизъявление заменяется суррогатом под названием «выборы».

А структуру по выработке и согласованию законов, взамен Думы, можно было бы и назначить по итогам референдума – тогда она, во всяком случае, будет гораздо профессиональнее выполнять эту работу.

Утопия? Наверное. Предательство принципов представительной демократии? Ничуть. Скорее возвращение к ее истокам.  Выгодно ли это России - сильной, свободной, процветающей? - вот это вопрос, на который сходу не ответишь. Тут нужно многое прописывать и просчитывать. Зато сходу можно сказать другое: нынешняя выборная система - по крайней мере, та, что сложилась в России, - не сулит никакого будущего. В чертах у Ольги жизни нет. Таков уж удел статус-кво - его важно достичь, но больше всего для того, чтобы с легкостью и без сожаления уметь с ним расстаться.